же ты раньше молчал⁈
— А ты не спрашивал, — огрызнулся мастер. — Привыкли все, что Михалыч, мол, жлоб и торгаш, и даже не думают, что плевать мне на все эти деньги-шмотки-жратву. Что я, тысячу лет жить собрался, что ли? Нафига мне фура тушёнки и вагон макарон?
— Действительно, нафига? — усмехнулся ученый.
Ему стало и впрямь интересно. Не так уж и часто старый приятель пускался в откровенные разговоры.
— Возьмешь арбалет?
— Возьму.
Оружие и боеприпасы переместились в рюкзак.
Вместо них на столе появились стаканы, початая поллитровка и два маринованных огурца.
— Будешь?
— Я за рулем.
— Ну и дурак.
Михалыч набулькал стопарик, выдохнул и одним разом опрокинул в себя порцию горячительного. Секунд пятнадцать он молча хрустел огурцом, потом налил ещё рюмку, поднял, взглянул на просвет и, устало вздохнув, поставил обратно на стол.
В глазах у Лунёва плескалась тоска.
— Понимаешь, Лёх, тут дело такое. Я об этом никому не рассказываю, но тебе скажу. Ты мужик правильный, ты поймёшь…
Многое из того, о чем говорил Михалыч, Трифонову было известно.
Многое он услышал впервые.
В шесть лет Олег Лунёв потерял родителей, и до восемнадцати его воспитывали бабка с дедом. Он всегда мечтал о большой семье, поэтому женился, как только вернулся из армии. Увы, его первая жена, будучи беременной, погибла в случайном ДТП, а вторая оказалась слишком расчетливой. Когда она поняла, что олигархом её муж становиться не собирается, то быстро нашла себе нового ухажёра, более перспективного и богатого. Бросив мужа, она упорхнула со своим хахалем за рубеж, прихватив с собой не только все семейные сбережения, но и недавно рожденную дочь. Потерю денег Лунёв пережил спокойно, потерю дочери — нет. Он не понимал, зачем бывшая это сделала? Скорее всего, ей просто захотелось насолить тому, кто не оправдал завышенных ожиданий.
Несколько лет мужчина пытался вернуть дочь на родину или хотя бы иметь возможность встречаться с ней, обращался как в российские суды, так и в иностранные, но, в итоге, добился только того, что стал невъездным во все страны Шенгена — мстительная барышня постаралась.
С тех пор серьёзные отношения с дамами Михалыч больше не заводил, ограничивался интрижками. Однако это ничуть не распространялось на детей. Конечно, в хорошем смысле, а не в криминальном. В доме, где он проживал, его знали практически все мамаши с папашами, и мало у кого из их чад не имелось уникальных игрушек, сделанных лично Лунёвым. Детскую дворовую площадку он сооружал больше двух лет и «открывал» по мере готовности. Горки, качели, карусели, песочницы, домики, исполненные в сказочно-русском стиле, вызывали неподдельный интерес не только у местных жителей, но и у обитателей соседних кварталов. А когда какая-то «комиссия мэрии» попыталась наехать на мастера, мол, «всё сделано без разрешения, надо снести кустарщину и возвести одобренное, утвержденное и безопасное», возмущенные граждане погнали чиновную рать так, что у тех только пятки сверкали…
— У меня в подъезде всего три семьи осталось, и все многодетные. Им просто некуда ехать. Ты, понимаешь, Лёха, просто некуда…
Михалыч уже в четвертый раз брался за рюмку, но вновь возвращал её на место нетронутой, словно и вправду боялся обесценить этим свой монолог и превратить исповедь в лицедейство.
— Они каждый вечер ходят ко мне столоваться. И, что любопытно, не взрослые, только дети. Старшие то ли стесняются, то ли стыдятся. Хотя чего им стыдиться? Работу нормальную сейчас не найти, а если даже найдешь, чаще платят деньгами, а не натурой. Если и перепадают заказы с продуктами, то раз или два в месяц. Социальных магазинов на всех не хватает, а цены на рынке — сам знаешь, какие. Эх! Да что говорить? — мастер махнул рукой. — Я, блин, пытался как-то взять опекунство, так меня даже слушать не стали. Нельзя, говорят, холостяку детей на воспитание отдавать. И смотрят, сволочи, на меня, как на какого-то педофила. Тьфу!
Трифонов пристально посмотрел на Михалыча.
— А ты и вправду хотел опекунство?
Голос звучал напряженно, но приятель, занятый собственными переживаниями, ничего не заметил.
— Да я бы и усыновить мог или удочерить, без разницы. Двух, трёх — железно. Насчёт больше, не знаю. Тогда, возможно, пришлось бы с работы уволиться, а это не есть хорошо.
Алексей помолчал секунд пять, а потом решился:
— Слушай, Михалыч. Могу я тебя попросить об одной… нет, не услуге, а скорее… даже не знаю, как объяснить…
— А ты по-простому.
Лунёв выпил, наконец, свою рюмку и, закусив вторым огурцом, уставился на Алексея.
— Как думаешь, так и говори. Тогда и понять легче.
— Как думаешь, значит… — Трифонов почесал в затылке. — Ну, хорошо. Скажу. Я в эти выходные в командировку длительную уезжаю. Вот.
— И что? — не понял Лунёв.
— Племянницу не на кого оставить. Она сейчас у меня живёт. Родители… ну, в общем, нет их. Девчонке одиннадцать с хвостиком. Возраст такой, случиться может всё, что угодно, а помочь-присмотреть некому. У меня на даче соседка хорошая, в возрасте. Думал, её попросить, но, вот беда, позавчера её в больницу на скорой увезли. Что-то такое с почками. Наверное, операцию будут делать, так что…
Учёный развёл руками и тяжко вздохнул.
Михалыч всё понял правильно.
— Предлагаешь, чтобы я за ней присмотрел?
— Ну… в-общем, да.
Мастер долго не думал. Ответил сразу:
— Я согласен. Где и когда?
— Что где и когда?
— Когда подъезжать знакомиться и где она будет жить, у тебя или я к себе заберу?
— Завтра после шести сможешь подъехать?
— Смогу. Куда?
— Где моя дача, помнишь?
— Помню, а…
— Где она будет жить?
— Ну, да.
— Вот завтра всё и решим.
— Замётано…
* * *
Уезжая от Михалыча, Трифонов чувствовал себя подлецом.
Проблема, вставшая во весь рост, требовала решения, однако, какое ни примешь, любое оборачивалось предательством. Следовать принципу наименьшего зла — месяца три назад Алексей не мог и подумать об этом, а сегодня он просто не знал, как поступить? Подло и прагматично или по совести, но фатально?
Помнится, в какой-то книге герой утверждал, что, мол, «из всех решений надо выбирать самое доброе». Красиво, конечно, но в жизни всё происходит иначе. Как определить, что добрее? Принести себя в жертву во имя всего человечества и бросить на произвол судьбы доверившегося тебе ребёнка? Или попытаться помочь тем, кто рядом, и плюнуть на то, что случится потом?
Ответов не находилось…
В салоне, помимо рюкзака с арбалетом и стрелами, лежали разборная печка-буржуйка, коробка с тонкими титановыми пластинами «под штамповку», набор буквенных штампов, прибор для «письма» по металлу, напоминающий старинную пишущую машинку и — самое главное — шесть толстых листов из титано-хром-молибденового сплава размерами семьсот на семьсот миллиметров с соединительными элементами.
Это «чудо инженерной мысли» собиралось в куб весом около ста тридцати килограммов. По всем расчётам, будучи установлен на улице, он мог простоять больше ста тысяч лет, практически не подвергаясь коррозии. Внутрь можно было укладывать различные предметы, например, минералы, срезы стволов деревьев, журнал наблюдений, дневник.
Дневник и журнал Трифонов предполагал вести на бумаге, а потом «переписывать» данные на металлические пластины. Способ он опробовал в лаборатории у Михалыча — на каждую сторону куба они нанесли грозные предупреждения «Собственность Российской Федерации. Радиационная, биологическая и химическая опасность. При обнаружении немедленно оповестить компетентные органы».
— Интересная у тебя намечается командировочка, — заметил по этому поводу мастер. — Куда хоть едешь-то?
— Извини, но сказать пока не могу. Поэтому без комментариев, — ответил учёный…
Решение отправиться в «экспедицию» Трифонов принял десятого марта. Конечную точку маршрута он определил неделю назад, после второго эксперимента с флибром.
В международный женский день, когда по миру прокатилась третья волна сдвигов, установленные на даче приборы пищали без перерыва, а обрабатывающие результаты программы буквально захлебывались от поступающих данных. Флибр-регистратор, индикатор радиоизлучений расширенного диапазона, регистратор черенковского излучения — каждый вносил свою лепту в формирующуюся в ноутбуке модель катастрофы.
Гипотеза, к которой пришел Алексей через двое суток, казалась невероятной, однако не верить в неё он не мог. Все результаты указывали на то, о чем раньше он только догадывался. Мощные потоки сверхсветовых частиц строго совпали по направлениям на координаты сдвигов. Там же формировались источники вторичного излучения, причем, размеры аномальных зон определялись не интенсивностью излучения, а его частотой. Это говорило, во-первых, о квантовом характере сдвигов, а во-вторых, об их внешнем наведении.
Подтверждалась главная версия. Сдвиги имели искусственную природу. Удары по Земле наносились извне. Вопрос «Кем?»
